Однажды человек в кожаной куртке приехал из Екатеринбурга и мы имели недолгий разговор о музыке, в ходе которого он заявил “я слушаю только русскую музыку”. Почему разговор был недолгим, догадаться несложно. Он сказал то, что имел в виду. А имел в виду он то, что слушает только ту музыку, где есть пение на единственном понятном ему русском языке. Является ли в таком случае моя музыка русской? Я не мог не запомнить этот случай.
Позже мне встречались и другие люди, которые делали подобные заявления, но они как-то ещё могли объяснить свои предпочтения. Я же обычно пытался объяснить одну простую вещь, небольшую ошибку прямо у них перед глазами, которую они не замечали.
Никто из этих людей не сможет сказать, русская перед ними музыка или, скажем, новозеландская, если они не слышали её прежде, не знают названия и не слышат никакого пения. Почему? Потому что музыка записывается не русским и не английским или каким-то ещё языком, а нотами, которые тоже передают звуки, но совершенно в другом смысле. Музыка состоит из звуков и звуки эти далеко не обязательно несут какое-то вербальное значение (см. вокализ).
Очевидно, чтобы такое значение появилось, вокал должен нести и некоторый текст — стихи или вообще что угодно, что удачно ляжет на ноты и уместится в размер. Можно сказать “поэзия” или, чуть ближе к теме, “лирика”. Нужно ли отмечать, что эти люди, говоря что “слушают русскую музыку”, подразумевали не музыку, а понятный им текст?
Если бы речь шла только о поэзии, им достаточно было бы и чтения. На худой конец каких-нибудь записей мелодекламации. Но нет, не просто так они говорят, что слушают именно музыку, даже если очевидно ошибаются здесь. Слушают они песни.
Песня, я считаю, это некоторое отдельное явление между музыкой и поэзией. Если взять минимальную песню, то записать её можно текстом, добавив тут и там несколько аккордов, нередко весьма предсказуемых. Конечно, в большинстве случаев это подразумевает и мелодию, на которую поются стихи, но случается, что она меняется в разных исполнениях. Песня при этом остаётся узнаваемой (пример и ещё пример). Песня останется узнаваемой и в том случае, если вместо оригинального текста прозвучит перевод (пример). Узнать её можно даже если всё подвергнется регармонизации — аккорды изменятся, оставив известные мелодию и текст (пример). Может быть, если изменить все три компонента, это будет уже другое произведение, но оно, надо заметить, весьма живуче.
Так вот, говнарь не знал никакого другого языка и потому слушал только ту музыку, где поют на русском. Музыку он слушал постольку-поскольку, в довесок к тексту, потому что иначе его этот вопрос не волновал бы. Меня же этот вопрос волнует потому, что я не сонграйтер. Я люблю песни и даже в некотором роде коллекционирую, но по причинам близким к религиозным, всякий текст для меня совершенно вторичен и мне, как музыканту, бывает нелегко сталкиваться с подобным.