Оригинальный текст:

If you’re on a tightrope when you first set off you don’t know how much play there is in the rope, but when you get into the middle between the ages of 20 and 40 the thing rocks like mad and it’s too late to go back even to look back.

But if you go on as carefully as you can, you see the other platform and then you just make a dash for it not bothering with what the audience thinks, or waving your arms or looking dangerous, and difficult and prodigious.

What you grab hold of when you get to the other side in fact the edge of your coffin. And you get into it and you lie down and you think, ‘my cuffs are frayed’, ‘I haven’t written to my mother’. And then you think ‘its doesn’t matter because I’m dead’.

And this is a message of hope. It will come to an end. It will come, we cannot be blamed for it and we shall be free.

Перевод Сони Ф.:

Когда идешь по туго натянутому канату и только ступаешь на него, то и понятия не имеешь, что тебе предстоит испытать на пути. Но в возрасте между 20 и 40 канат трясёт изо всех сил, а пути назад уже нет, да и оглядываться поздно.

Но когда шагаешь с большой осторожностью, то можешь разглядеть другой конец каната и устремиться к нему, не беспокоясь о мнении публики или о том, что ты смешно размахиваешь руками, а путь выглядит опасным, трудным и невероятным.

И вот ты добираешься до конечной площадки и мертвой хваткой цепляешься за … край своего гроба. Забираешься в него, ложишься и думаешь «мои манжеты изношены», «не писал своей матери». А потом приходит осознание «какая теперь разница, я ведь уже мёртв».

И это послание исполнено надежды. Всему придет конец. Жизнь закончится, и некого в этом винить, мы должны освободиться.»

Мой перевод:

Когда ты идешь по канату и делаешь свои первые шаги, ты и понятия не имеешь, как сильно трясется канат. Но когда ты доходишь до середины между двадцатью и сорока годами, трясти начинает безумно и поздно поворачивать назад, даже оглядываться.

Но если ты идешь так осторожно, как только можешь, ты увидишь платформу на другой стороне. И ты нацеливаешься на неё, не беспокоясь о мнении публики или о том, как ты размахиваешь руками; о том, как опасно, тяжело и удивительно это выглядит.

То, за что ты схватишься, добравшись до другой стороны, на самом деле край твоего гроба. Ты забираешься в него, ложишься и думаешь “мои манжеты истрепались”, “я забыл написать матери” и прочие подобные вещи, а затем “все это уже не имеет значения, потому что я мертв”.

И это — послание надежды. Все закончится. Это закончится, никто не обвинит нас в этом, и мы будем свободны.